— Вижу, не по нраву тебе моё скромное жилище, княжна Ольга?

Немалых трудов стоило, чтобы не вздрогнуть всем телом. Лицо сохранила, а трусы высохнут, кровь-то горячая.

— Мне больше минимализм по вкусу. Сюжет чересчур перенасыщен деталями. Вот если бы тех красавиц с вертела снять да заместо их куст жимолости воткнуть, было бы в самый раз. Слишком много человеческих фигур, а растительному орнаменту места не нашлось.

— Рано им ещё. Не прожарились как следует. Вот лет через пятьсот отпущу. Грехов на них — что на шелудивой собаке корост.

— А ты, стало быть, решаешь, кого карать, а кого миловать? — высоко вздёрнув подбородок, уверенно посмотрела в иссиня-чёрные глаза двухметровой красавицы.

Или трёхметровой, а может, пяти? Громадная фигура женщины неопределённого возраста нависла надо мной, будто скала. В руке появился серп, сотканный из лунного света. Вот и кто, спрашивается, за язык тянул? Дерзить богине зимы, смерти, царице ночи — чистой воды безумие!

— Прошу простить, ваше Темнейшество, бес попутал, не признала! Гляжу, оглобля стоит, вся из себя такая важная! Княжне в ноги не кланяется, дай, думаю, спущу с небес на землю. А тут ты! Какая оказия! — Понесло меня: сгорел сарай, гори и хата!

Богиня, убавившись в габаритах до привычных двух метров, задумчиво кинула взгляд на меня. Серп истаял зыбкой дымкой, будто и не было вовсе.

— Ты первая за три тысячи лет, кто дерзнул посмотреть мне прямо в глаза. Только лишь за это я готова тебя изничтожить. Ты первая за три тысячи лет, кто не пал ниц передо мной. И ты первая, кто прозвал меня оглоблей. Что прикажешь делать, княжна Ольга? Понять и простить? Надо думать, решила, что смелость города берёт? — Морана вещала сдержанно и вкрадчиво, без злобливых ноток в голосе, а между тем земля под ногами покрылась толстым слоем инея.

— А что не так с твоими очами? Отчего возбраняется в них смотреть? Хоть убей, в толк не возьму! Как по мне, они фантастически прекрасны! Как-то раз я доила корову, у неё были большие влажные глаза, в них также отражалась целая вселенная.

Морана взмахнула дланью, и в меня полетела метровая сосулька. Я же без затей уклонилась, сделав шаг в сторону.

— И это всё, на что способна богиня?

Температура снизилась, белки хозяйки Нави налились чернильной тьмой.

— Как ты смеешь? Ничтожный человек! Я сотру тебя в прах!

— Не трудись, Морана, и оставь нитку в покое, её не разорвать. Даже не думай. Я под защитой первостихий. Ответь, зачем убить меня удумала? Первая попытка была на Калиновом мосту. Вторая — по пути, а третья — у порога терема! Видишь ли, Мара. С недавних пор я чую, когда в мою жизнь пытаются вмешаться третьи лица. Дай сюда, хватит тискать, это чертовски больно! — Приблизившись к богине зимы, вырвала нить судьбы из ослабевших пальцев.

— Ты хоть понимаешь, с кем говоришь, княжна! — вскричала она, да так, что земля под ногами затряслась, а с кровли теремка сорвалась потемневшая от времени дранка.

— Не ярись, Снегурочка. Нет в тебе прежней силы. Божественный источник фактически пуст. Ты даже нежить контролируешь с трудом, а сосульки для меня что мёртвому припарка. Ещё несколько веков, и всё! Финита ля комедия. Навь засыпает, Морана. Древние боги растеряли паству, ты забыта в миру. Я говорю с некогда грозной богиней, чьё имя было на устах миллионов. Тебя страшились. Тобой восторгались. А сейчас что? На последнем издыхании пытаешься запугать девчонку. Ты больше не вершитель судеб, Мара. Но у меня есть хорошая новость.

Повертев нить в пальцах, насытила сырой силой и сожгла к чертям. Отныне я хозяйка своей судьбы, а не тётка со стороны.

Богиня зловеще улыбнулась. Быть может, ожидала, что возьму да развалюсь на части, а прах мой развеет ветер по Нави? Ага, как же! Судьбу инквизитора определяет сам инквизитор и та, что стоит на ступень выше. Ни боги, ни демоны не властны надо мной. Уничтожить тело — пожалуйста, а вот сбить с пути, который я даже не выбирала, не дано никому.

— Не скалься, не дождёшься! Я служу той, что сотворила тебя. Мы статисты. Люди, боги и даже первостихии прямо или косвенно исполняем волю её. Тебе ли не знать? Ты же древнее существо. Не так давно Сухея разъясняла мне прописные истины, а сейчас я напоминаю тебе об этом.

— Чего тебе надобно, княжна? Злата? Каменьев? Так иди и возьми! Сколько унесёшь — всё твоё. Может, живой воды? Али мёртвой надобно? Ты-то, я смотрю, ни рыба ни мясо. Сердце бьётся, кровь жаром пышет, а жизни в тебе нет. А хочешь, верну? Служи мне верой и правдой и обретёшь то, о чём мечтать не смела! — Бледные щёки богини заиграли румянцем, дыхание заметно участилось, Морана шагнув вперёд, заглянула в глаза, дожидаясь ответа.

Чего надобно, я и сама не знала. Явилась в Навь по наитию, но увидела возможность заручиться поддержкой высшего существа. Напоминать о том, что богиня вышла в тираж, было неучтиво, но лучше немедля расставить акценты, чем подписаться под заведомо невыгодными условиями.

— Служить я не буду, а от взаимовыгодного сотрудничества не откажусь. Собственно, это и хотела предложить, но ты в бутылку полезла, убить попыталась. Где хлебосольство? Не думаю, что гости часто вниманием балуют.

— Бабку свою отблагодаришь, при случае. Служила она мне, но, спутавшись с Макошью, предала, а у меня с отступниками разговор короткий. Взыграла кровь, когда увидала, кто пожаловал в мои владения. Извиняться не буду! Много чести для человека. По-хорошему — выдрать бы тебе язык за дерзость! Да глаза выжечь калёным железом, а вслед за тем — на костёр, в компанию к лиходейкам. Лет на двести, пока ума-разума не наберёшься!

— Предложение слушать будешь? Если нет, то пошла я отсюда, злая ты. Совсем одичала в этой глухомани. — Развернувшись на пятках, вознамерилась двинуть восвояси, но на плечи легли крепкие стылые ладони, пронзив тело жутким холодом.

Шею свернёт и не почешется. Какие сильные пальцы, даром что женские. Этакими подковы гнуть да пятаки мять.

— Милости прошу, княжна. Пошли в дом, там и поговорим. Отведаешь и хлеба, и соли. А может, чего покрепче? Медовуха у меня вызрела. Не побрезгуй!

В голосе Мораны было столько елея и скрытой угрозы, что кочевряжиться не стала.

Палку лучше не перегибать. Богиня хоть и слаба, но от этого не перестала быть богиней. Я на своей коже прочувствовала те крохи силы, что в ней остались, а сломанная ключица будет ещё долго срастаться.

За спиной хлопнула входная дверь, будто остатний гвоздь в крышку гроба забили. Я огляделась по сторонам: а что, уютненько. Высоченный расписной потолок, выскобленный добела пол. Стены украшены гобеленами. Огромная русская печь, отделанная изразцами. Исполинских размеров дубовый стол и лавки возле. У витражного окна стоит прялка. Сказка — ложь, да в ней намёк. Древние сказания и былины оживали на глазах. Ещё месяц назад я и помышлять не могла, что буду смотреть, как древняя богиня суетится по дому, собирая нехитрую снедь.

В горнице было светло. Всюду горели бездымные магические лучины, бросая причудливые тени на пригожее лицо Мары. Сейчас она никак не походила на снежную бурю во плоти. Простая девушка, разве что очень высокая, стройная и ладная. Такой гармонии не встретишь в привычном мире. Предания о Моране не преувеличивали, а напротив, преуменьшали её достоинства. Будь я мужиком, втрескалась бы без оглядки.

— Я так понимаю, миров много, а Навь одна? — дожёвывая медовый пряник, обратилась к богине.

— Верно, княжна. Явь, Навь, Правь — нулевые миры, где верховодят славянские боги. Привычных мультивселенных не так много, как ты думаешь. Пару десятков всего, да и появились они не так давно. Всего-то полторы тысячи лет назад. Случился рукотворный сбой в работе системы — исконная вселенная продублировала саму себя. Кто и с какой целью устроил глобальный катаклизм — не скажу, ибо не ведаю. Задай вопрос той, кому служишь, уж она-то знает наверняка. Хорошего в этом мало. Люди, получив неконтролируемый доступ к магии, почуяли в себе силу и отвернулись от богов. Наша эра закончилась, Ольга. — Мара, прихлебнув ароматный чай, печально взглянула на меня.